September

Академик Людвиг Фаддеев — один из немногих людей в мире, кто с квантовой физикой на «ты» и кому высшая математика кажется проще и понятнее элементарной. Об этом и о том, почему Максвелл и Фарадей уже оплатили фундаментальную науку, Людвиг Дмитриевич рассказывает своей внучке и читателям журнала.

В этом году Ассоциация выпускников Санкт-Петербургского государственного университета запустила проект «Веб-касты» — видеоинтервью с известными универсантами. Героем одного из выпусков стал академик Л. Д. Фаддеев. Интерес к этому интервью был огромный. Сейчас 15-минутный веб-каст можно посмотреть на сайте ассоциации. Тем не менее за рамками формата осталось столько интересного, что мы решили опубликовать в журнале то самое интервью, которое выпускница СПбГУ, журналист и преподаватель Мария Евневич взяла у своего деда Людвига Дмитриевича Фаддеева, одного из создателей современной математической физики, академика-секретаря отделения математических наук Российской академии наук.

Звания и награды

Людвиг Дмитриевич Фаддеев родился 23 марта 1934 года в Ленинграде, в семье математиков-члена-корреспондента АН СССР Дмитрия Константиновича Фаддеева и Веры Николаевны Фаддеевой. В 1956 году окончил физический факультет Ленинградского университета. Л. Д. Фаддеев — академик-секретарь отделения математических наук Российской академии наук, директор Международного математического института им. Л. Эйлера (Санкт-Петербургское отделение Математического института им. В. А. Стеклова РАН), иностранный почетный член академий наук США, Франции, Китая, Бразилии, Швеции, Финляндии, Польши, Австрии, Болгарии, Бостонской академии наук и искусств, Лондонского королевского общества. Академик Л. Д. Фаддеев удостоен Государственной премий СССР (1971) и Государственной премии РФ (2004), премии Д. Хейнемана в области математической физики Американского физического общества (1974), золотой медали Дирака Международного центра теоретической физики в Триесте (Италия, 1990), медали Макса Планка Немецкого физического общества за особые достижения в области теоретической физики (1996), премии им. И. Я. Померанчука Института теоретической и экспериментальной физики им. А. И. Алихнова (Москва, 2002) премии Пуанкаре (Франция, 2006) и других наград. Почетный гражданин Санкт-Петербурга.

— Ты мой дедушка, поэтому я позволю себе обращаться к тебе на «ты». Скажи, почему ты решил поступать именно в университет?

— А куда же еще? В Ленинграде среди вузов был только один университет, остальные — инженерные институты и военные училища. Теперь все они стали называться университетами, как будто поумнели… Мне нужно было поступать именно в университет, так как я собирался заниматься фундаментальной наукой. Оставалось только выбрать факультет. Мой отец, Дмитрий Константинович Фаддеев, являлся профессором математического факультета, а я не хотел, чтобы кто-то говорил: профессорский сыночек. И я пошел на физический. И как только поступил, появилось ощущение идеальной свободы. Оказалось, при помощи высшей математики то, что мы учили в школе, понять гораздо легче. Элементарная математика иногда слишком сложна по сравнению с высшей. Если это как следует понимать. (Смеется.)

— Сколько тебе было лет, когда ты защитил кандидатскую, а потом докторскую?

— Кандидатскую я защитил в 25, докторскую — в 29, а в 1976 году стал академиком. Тогда мне исполнилось 42.

— Тебе мешало то, что ты не был членом коммунистической партии?

— Нет. Когда меня выбрали в академики, меня вызвали в райком, во дворец Белосельских-Белозерских, и сказали: «Ну, теперь-то вы можете вступить в партию? Уже никто не станет вас обвинять, что вы сделали это из карьерных соображений». Я говорю: «Нет, не буду». — «Почему?» — «Потому что вы мне дадите важный административный пост, например ректором сделаете». — «Да, мы это планируем». — «А я не хочу. Я хочу быть научным работником». И потом наш парторг каждый год подавал отчет, сколько работ я написал. Так научная работа спасла меня от коммунистической партии.

— А что происходило в науке после распада СССР?

— Мы понесли огромные потери. К концу 1980-х Институт Стеклова, думаю, был одним из лучших в мире. У нас по любому математическому вопросу имелся специалист. Но в 90-х за рубеж уехало больше 40 докторов наук из 70. Думаю, даже Институт Ландау в Москве потерял меньше.

— В Институте Стеклова ведь работал и Григорий Перельман…

— Да, и именно я брал его на работу. Он довольно много ездил за границу и был нашим сотрудником до того момента, когда подал заявление об уходе.

— Почему?

— Это необъяснимо. Он ушел по собственной воле. И перестал заниматься математикой. У нас он являлся ведущим сотрудником, хотя даже не был доктором наук, что вообще-то не положено.

— Он был талантлив?

— Да не просто талантлив. Он очень сильный математик.

— А для чего вообще нужна фундаментальная наука?

— Фундаментальная наука порождает все, чем потом занимается прикладная наука. Прекрасный пример — электричество. Фарадей крутил рамку в магните и смотрел, как отклоняется стрелка. Есть легенда, что его посетила королева Виктория и спросила, что он делает. Фарадей ответил: «Ваше величество, скоро вы начнете получать налоги с того, что я делаю». Максвелл написал уравнения, интерпретирующие опыт Фарадея. И потом появилось промышленное электричество, без которого уже нельзя представить современную жизнь. Таким образом, Максвелл и Фарадей оплатили фундаментальную науку на все времена.

— Что из квантовой физики уже имеет конкретное применение?

— Ой, да сколько угодно. Компьютер основан на полупроводниках. И математическая логика очень важна для компьютеров. Даже для смартфонов.

— Представителей фундаментальной науки обвиняют в том, что они не могут объяснить, во-первых, чем занимаются, а во-вторых, какой от этого толк…

— Вы должны нам верить, и все. Дать оценку тому, чем мы занимаемся, могут только люди, которые занимаются тем же самым.

— И сколько человек в мире понимают, над чем ты работаешь?

— Ну, сейчас порядочно, тысячи две, наверное.

— А как ты относишься к физическим показателям качества научной работы — количество статей, индексы цитирования?

— Я категорически против всего этого. Индекс цитирования, импакт-фактор журнала — это способ, который придумали чиновники, чтобы оценивать то, что мы делаем, не понимая сути. Но это порождает коррупцию. Мы знаем примеры, когда некто создает журнал и потом сам печатает обзоры статей, которые были опубликованы в его журнале, тем самым поднимая свой импакт-фактор.

— И все же — можно ли предугадать, что та или иная фундаментальная наука породит какое-то конкретное изобретение?

— Я считаю, что нет. Если ты занимаешься ядерной физикой и наблюдаешь, как распадается ядро урана, кто ожидает, что из этого получится бомба?

— Видимо, все-таки неглупые люди вложили кучу денег в создание адронного коллайдера, результат работы которого непонятен и теперь…

— Это замечательная вещь, дающая новые знания об элементарных частицах. А заодно изготовление коллайдера потребовало рывка в развитии техники.

— Я знаю, ты не любишь фантастику, но есть такая гипотеза: все, что придумали фантасты, рано или поздно изобретут физики и математики…

— Я действительно не люблю фантастику. Жюль Верн придумал подводную лодку, и теперь она на самом деле существует, но фантазировать по поводу квантовой науки невозможно, просто потому, что в ней нет наглядности.

— Откуда произрастают нанотехнологии?

— А что это такое? Есть физика конденсированного состояния, доказывающая, что из многих атомов можно делать квазимолекулы — гораздо больших размеров, чем атомы. Из них потом образуются какие-то вещества. Это и есть нанотехнологии. Но по сути это раздел физики конденсированного состояния.

— Каким путем, по-твоему, нужно дальше идти университету?

— В первую очередь учебно-научный комплекс надо перевести из Петергофа обратно в Петербург. Большой город — это огромное культурное влияние. А научный работник должен быть культурным человеком.


М. А. Евневич, журнал «Сапсан», сентябрь 2015.

Tuesday September 1st, 2015

You need to trust us

Академик Людвиг Фаддеев — один из немногих людей в мире, кто с квантовой физикой на «ты» и кому высшая математика кажется проще и понятнее элементарной. Об этом и о том, почему Максвелл и Фарадей уже оплатили фундаментальную […]